Тишину прорезал голос Розалиты Мунос, которой боги не дали детей: «Правильно, мы говорим, спасибо тебе! Слушайте его! Слушайте его внимательно!»

— Отец Каллагэн в тот вечер рассказал нам о стрелках, идущих с северо-запада, идущих через Срединный лес по Тропе Луча. Некоторые сомневались, но отец говорил правду.

— Мы говорим, спасибо ему, — откликнулись горожане. — Отец сказал правду, — и тут же закричала женщина: «Восславим Марию! Восславим Марию, мать Господа!»

— Все эти дни они жили среди нас. Кто хотел с ними поговорить, тот мог поговорить. И они не обещали ничего, кроме помощи…

— А потом они уйдут, оставив за собой окровавленные руины, если мы по глупости дадим им волю! — проревел Эбен Тук.

Толпа удивленно ахнула. А когда вновь установилась тишина, раздался голос Уэйна Оуверхолсера: «Заткнись, горлопан!»

Тук повернулся к Оуверхолсеру, самому крупному фермеру Кальи и одному из постоянных покупателей. На лице читалось полнейшее изумление.

— Их дин — Роланд Дискейн из Гилеада, — продолжил Тиан. Они это знали, но упоминание легендарных имен вызвало восторженный рокот. — Он пришел сюда из Внутренних феодов. Вы будете слушать его? Что скажете, горожане?

Ответа долго ждать не пришлось: «Слушайте его! Слушайте его! Наконец-то мы его услышим! Слушайте его внимательно, мы говорим, спасибо тебе!» — а потом раздались какие-то ритмичные звуки, и Тиан не сразу понял, что происходит. А когда до него дошло, заулыбался. Так топали сапоги, не по доскам Зала собраний, а по траве леди Орисы.

Тиан вскинул руку. Роланд выступил вперед. Топанье усилилось. К мужчинам присоединились женщины. Роланд поднялся по ступенькам. Тиан передал ему перышко и спустился со сцены, взял Хедду за руку, подал знак остальным близнецам подойти к нему. Роланд поднял перышко, держа древнее лакированное древко обеими руками, на которых остались только восемь пальцев. Наконец, топот стих. Лишь трещали факелы, освещая задранные кверху лица, на которых читались надежда и страх, читались очень отчетливо. Крикнула расти и замолчала. На востоке большие молнии резали темноту.

Стрелок стоял лицом к горожанам.

Долго, очень долго он только смотрел на них. И во всех, смотрящих на него и испуганных глазах читал одно и то же. Он много раз стоял перед такой вот толпой, так что прочитать выражение глаз ему не составляло труда. Эти люди голодали. Им хотелось что-то купить, наполнить урчащие желудки. Он помнил продавца пирожков, который ходил по улицам Гилеада в самые жаркие летние дни, громкими криками предлагая свой товар. Мать Роланда называла его сеппе-сэй, потому что от этих пирожков потом многие мучались животом. Сеппе-сэй означало продавец смерти.

«Ага, — подумал он, — только я и мои друзья не берем денег».

От этой мысли его лицо осветила улыбка. Сам он разом помолодел, а по толпе прошелестел вздох облегчения. Начал он, примерно с того же, что в первый раз:

— Нас тепло встретили в Калье, послушайте меня, прошу вас.

Тишина.

— Мы открыли вам свою душу. Вы приняли нас с открытой душой. Так ведь?

— Ага, стрелок! — выкрикнул в ответ Воун Эйзенхарт. — Так!

— Вы видите в нас тех, кто мы есть, и согласны с тем, что мы делаем?

На этот раз ответил ему Хенчек, дэш-дин Мэнни.

— Ага, Роланд, и, клянусь Книгой, мы говорим, спасибо тебе. Вы — из рода Эльда. Белизна пришла, чтобы противостоять Тьме.

На этот раз долгим был вздох толпы. А где-то в задних рядах зарыдала женщина.

— Жители Кальи, ищите ли вы нашей помощи и поддержки?

Эдди замер. За недели, проведенные в Калье Брин Стерджис этот вопрос задавался многократно, но только отдельным людям, и Эдди полагал, что задавать его на общем собрании — большой риск. А вдруг они скажут нет?

Мгновением позже Эдди понял, что волновался зря. Роланд, как и всегда, прекрасно чувствовал настроение аудитории. Кто-то, конечно, ответил: «Нет», — Хейкоксы, Туки, маленькая группа, которую возглавлял Телфорд, но в большинстве своем жители Кальи проревели во всю мощь легких: «АГА, МЫ ГОВОРИМ, СПАСИБО ТЕБЕ!» Нашлись и такие, Оуверхолсер среди них, кто промолчал. Эдди подумал, что в большинстве случаев это вариант был самым мудрым. Самым политически грамотным. Но этот случай отличался от большинства, это был момент истины, когда каждому полагалось сделать выбор. Если ка-тет Девятнадцати побеждал Волков, горожане до конца своих дней помнили бы, кто сказал нет и кто промолчал. И у него серьезные возникли сомнения, что годом позже Уэйн Дейл Оуверхолсер останется крупным фермером.

Но тут Роланд продолжил, и Эдди полностью сосредоточился на речи стрелка. Слушал и восхищался. Учитывая место и время, где он родился и вырос, Эдди довелось услышать немало лжи. Лгал он и сам, иной раз очень даже неплохо. Но к тому времени, когда Роланд произнес половину речи, Эдди уже понял, что впервые в жизни, ранним вечером в Калье Брин Стерджис, он столкнулся с истинным виртуозом лживости. И…

Эдди огляделся, удовлетворенно кивнул.

Они проглатывали каждое слово.

— Последний раз, появившись перед вами на этой сцена, — начал стрелок, — я станцевал каммалу. Сегодня…

Его прервал Джордж Телфорд, заговорил слишком уж масляным голосом, слишком уж застенчиво, но Эдди не мог не отдать должное храбрости ранчера, потому шел он явно против прилива.

— Ага, мы помним, ты танцевал хорошо! А как ты станцуешь мортату, [76] скажи мне, прошу тебя.

Толпа неодобрительно загудела.

— Неважно, как я ее станцую, — ответил Роланд, без малейшей запинки, — потому что танцевать в Калье мне уже некогда. У меня есть работа, у меня и моих друзей. Вы нас пригласили, и мы говорим, спасибо вам. Вы поверили нам, обратились к нам за помощью и поддержкой, и теперь я прошу выслушать меня очень внимательно. Менее чем через неделю придут Волки.

Все согласно вздохнули. Время в Пограничье вело себя странно, но не настолько, чтобы местные жители не знали, что до прихода Волков осталось пять дней.

— Я хочу, чтобы вечером, накануне их прихода, все близнецы Кальи, возрастом до семнадцати лет, пришли туда, — Роланд указал влево, на шатер, который поставили Сестры Орисы. Сегодня у Павильона собралось много детей, но, конечно, меньше сотни, которая попадала в зону риска. Старшие дети приглядывали за младшими, но кто-то из Сестер периодически наведывался к шатру, чтобы убедиться, что там все в порядке.

— В шатре они все не уместятся, Роланд, — вставил Бен Слайтман.

Роланд улыбнулся.

— Уместятся, если шатер будет побольше. И я уверен, что Сестры Орисы такой найдут.

— Ага, и устроим им ужин, который они никогда не забудут, — воскликнула Маргарет Эйзенхарт. Толпа откликнулась на ее слова добродушным смехом, который, однако, сразу увял. Многие подумали о том, что в случае победы Волков половина детей еще через неделю не сможет вспомнить своего имени, а уж про ужин забудет вовсе.

— Я хочу, чтобы они провели ночь здесь, потому что мы отправимся в путь на рассвете, — продолжил Роланд. — Из того, что мне рассказали, следует, что невозможно заранее предсказать, прибудут ли волки ранним утром, поздним или после полудня или ближе к вечеру. Мы окажемся круглыми дураками, если они прибудут рано и захватят нас на дороге.

— А что мешает им прибыть днем раньше? — спросил Эбен Тук. — Или в полночь, накануне дня их ожидаемого прибытия?

— Они не могут, — просто ответил Роланд. Отталкиваясь от истории, рассказанной дедом Тиана, они полагали, что так оно и есть. Именно история деда убедила стрелка в том, что Энди и Бена Слайтмана можно не трогать буквально до последнего дня. — Они едут издалека и большую часть пути — не на лошадях. Поэтому день их прибытия определяется заранее.

— Откуда ты это знаешь? — спросил Луис Хейкокс.

— Будет лучше, если я не отвечу на этот вопрос. Возможно, у Волков длинные уши.