Роланд посмотрел на Оуверхолсера, приподняв брови.

— Прошло двадцать три года, ты понимаешь, — ответил тот на невысказанный вопрос, — но я думаю, порядка шестидесяти.

— Вы называете их волками, но кто они на самом деле? Люди? Или что-то еще?

Оуверхолсер, Слайтман, Тиан, Залия: на мгновение Эдди почувствовал, как между ними установилась телепатическая связь, буквально слышал их мысли. Особенно остро почувствовал свое одиночество, свою непричастность, как бывает, когда видишь парочку, целующуюся на углу: они обнимаются, смотрят друг другу в глаза, тонут в них, и окружающий мир для них просто не существует. Но ведь у него теперь не должно возникать таких чувств, не так ли? У него появился свой ка-тет, было с кем обмениваться мыслями, обходясь без слов. Не говоря уже про женщину, которая принадлежала только ему.

Тем временем Роланд нетерпеливо взмахнул рукой, этот жест Эдди уже хорошо знал: «Скорее, дорогие мои, время уходит».

— Никто не может сказать наверняка, кто они, — ответил Оуверхолсер. — Выглядят, как люди, но носят маски.

— Волчьи маски, — уточнила Сюзанна.

— Ага, леди, волчьи маски, серые, как их лошади.

— Вы говорите, они все приезжают на серых лошадях? — спросил Роланд.

На этот раз пауза была короче, но Эдди все равно уловил обмен мыслями, хотя, похоже, консультироваться им было не о чем: все знали одно и то же.

— Ага, — ответил за всех Оуверхолсер. — Все на серых лошадях. Они носят серые штаны, которые выглядят, как кожа. Черные сапоги с большими стальными шпорами. Зеленые плащи с капюшонами. И маски. Мы знаем, что это маски, потому иногда при отъезде они их оставляют. Вроде бы сделаны они из стали, но на солнце начинают гнить и разлагаться, как плоть. Мерзкие штуковины.

— Ага.

Оуверхолсер бросил на него, по разумению Эдди, оскорбительный взгляд, как бы спрашивая: «Ты тугодум или глупец?» И тут подал голос Слайтман:

— Их лошади мчатся, как ветер. Некоторые Волки сажают одного ребенка перед собой, а второго сзади.

— Ты это утверждаешь? — спросил его Роланд.

Слайтман энергично кивнул.

— Говорю богам, спасибо, — он увидел, как Каллагэн вновь начертил в воздухе крест, и добавил. — Извини, Старик.

Каллагэн пожал плечами.

— Ты жил здесь до меня. Призывай всех богов, каких хочешь, но только не забывай, что я их всех полагаю ложными.

— И они приходят из Тандерклепа, — тираду Каллагэна Роланд проигнорировал.

— Ага, — кивнул Оуверхолсер. — И отсюда видно, где это. В сотне колес отсюда, — он указал на юго-восток. — Леса заканчиваются вместе с горами. Выйдя из них, мы увидим перед собой всю Восточную равнину, а за ней — великую тьму, словно грозовое облако на горизонте. А ведь говорят, Роланд, что когда-то давно в той стороне человек мог увидеть вершины гор.

— Как Скалистые горы из Небраски, — выдохнул Джейк.

Оуверхолсер повернулся к нему.

— Ты о чем это, Джейк-са? [21]

— Ни о чем, — Джейк смущенно улыбнулся крупному фермеру. Эдди, однако, отметил, как Оуверхолсер назвал Джейка. На сэя мальчик не потянул, стал са. Ничего особенного, но все-таки любопытно.

— Мы слышали о Тандерклепе, — изрек Роланд. Начисто лишенный эмоций голос нагонял страх, и Эдди порадовался, почувствовав, как пальцы Сюзанны нашли его руку.

— Эта страна вампиров, привидений и чудовищ, так говорят истории, — голос Залии вибрировал от страха. — Разумеется, истории эти давние…

— Истории правдивые, — вмешался Каллагэн. И в его грубом голосе Эдди без труда уловил страх. Очень уж явственно он слышался. — Вампиры есть, остальные твари, наверное, тоже, и Тандерклеп — их гнездо. В другой раз мы сможем поговорить об этом подробнее, стрелок, если захочешь. И сейчас только послушай, прошу тебя: о вампирах я знаю многое. Мне не известно, отвозят ли Волки детей Кальи к ним, я думаю, что нет, но вампиры есть, это точно!

— Почему ты говоришь так, будто я в этом сомневаюсь? — спросил Роланд.

Каллагэн опустил глаза.

— Потому что многие сомневаются. Я сам сомневался. Очень даже сомневался, и… — у него перехватило дыхание. Он откашлялся, а потом продолжил, едва слышным шепотом, — …и был за это наказан.

Роланд несколько мгновений посидел, обхватив руками колени, покачиваясь взад-вперед. Потом задал Оуверхолсеру очередной вопрос:

— В какое время они приходят?

— Моего брата, Уэлленда они взяли утром, — ответил фермер. — Вскоре после завтрака. Я помню, потому что Уэлленд спросил нашу мать, можно ли ему взять в подвал чашку кофе. Но последний раз… когда они взяли сестру Тиана и брата Залии и многих других…

— Я потерял двух племянниц и племянника, — Слайтман-старший тяжело вздохнул.

— …они пришли незадолго до полуденного удара колокола в Зале собраний. Мы знаем день, потому его знает Энди, и вот день он нам сообщает. Потом мы слышим топот копыт их лошадей, доносящийся с востока, видим поднимаемый ими шлейф пыли.

— Значит, вы знаете, когда они приходят, — кивнул Роланд. — Вы знаете об этом по трем признакам: слово Энди, топот копыт и шлейф пыли.

Оуверхолсер, по своему истолковав слова Роланда, густо покраснел, от шеи до корней волос.

— Они приходят вооруженными, Роланд, понимаешь? С винтовками, револьверами, вроде твоего, гранатами и другим оружием. Наводящим ужас оружием Древних людей. Лучевыми трубками, которые убивают при прикосновении, летающими жужжащими металлическими шарами, которых называют стрекотунами или лопастниками. Дубинками, которые обжигают кожу и останавливают сердце… может, электрическими, может…

Следующее слово, которое произнес Оуверхолсер, Эдди расслышал, как «Ант-НОМИК». Поначалу подумал, что тот пытался сказать «анатомия». Мгновение спустя осознал, что слово это, скорее всего, «атомные».

— После того, как детекторы засекают твое присутствие, они нагоняют тебя, как бы быстро ты ни бежал, — воскликнул Слайтман-младший. — А потом хватают, как бы ни пытался вырваться. Так, папа?

— Ага, — подтвердил тот. — И лопасти на этих металлических шарах вращаются так быстро, что человеческий глаз не может их увидеть. А того, кто попадает под них, просто рассекают.

— Все на серых лошадях, — размышлял Роланд. — Все лошади одного цвета. Что еще вам известно?

По всему выходило, что ничего. Они рассказали все. Волки появлялись в день, названный Энди. В течение ужасного часа, может, чуть дольше, Калью оглашал топот копыт серых лошадей и крики несчастных родителей. Развевались зеленые плащи. Скалились волчьи маски, напоминавшие металл, но гниющие на солнце, как плоть. Детей увозили. Случалось, что некоторых близнецов пропускали, что говорило о сбоях в работе детекторов. Однако, в принципе работали они чертовски хорошо, думал Эдди, поскольку Волки быстро находили детей, которых или пытались увезти (что случалось достаточно часто), или прятали дома (практически всегда). Их вытаскивали и из-под куч свеклы, и из-под стогов сена. Тех из жителей Кальи, кто пытался сопротивляться, пристреливали, сжигали лучевыми трубками (лазерами?) или разрубали на куски лопастями. Позже, пытаясь все это представить, Эдди вспомнил кровавый фильм, на который как-то затащил его Генри. Назывался фильм «Фантазм», [22] показывали его в «Маджестике», на углу Бруклин — и Марки-авеню. Как и многое в его прежней жизни, «Маджестик» попахивал мочой, попкорном и вином, которое продавалась в пакетах. Иногда в проходах валялись иглы от шприцов. Эдди понимал, что это не делает ему чести, но иногда, обычно ночью, когда сон никак не шел, в глубине души он плакал о прежней жизни, частью которой был «Маджестик». Плакал, как украденный ребенок плачет о матери.

Детей забирали, топот копыт смолкал, Волки исчезали, чтобы появиться вновь уже при жизни следующего поколения.

— Как такое может быть? — воскликнул Джейк. — Они же привозили детей назад, не так ли?