— Знаю, — кивнул Каллагэн. — Дважды. Один раз в Мексику. Маленький городок, который назывался Лос-Сапатос. А однажды… думаю… в замок Короля. И, раз уж мне удалось вернуться, должен почитать себя счастливчиком.

— О каком Короле ты говоришь? — спросила Сюзанна. — Артуре Эльдском?

Каллагэн покачал головой. Шрам на его лбу налился кровью.

— Лучше не будем сейчас об этом. Ночью, — он печально глянул на Эдди. — Скоро появятся Волки. Это ужасно. А тут приходит молодой человек и говорит мне, что «Красные носки» опять проиграли национальный чемпионат… «Горожанам»?

— Боюсь, что да, — и, слушая его рассказ о перипетиях финального матча (сама игра мало о чем говорила Роланду, пусть и отдаленно напоминала «Очки» или, как некоторые называли ее, «Воротца»), они добрались до дома Каллагэна. Его домоправительница не вышла встречать гостей, но оставила на каминной полке для подогревания пищи котелок с горячим шоколадом.

Когда они пили его, Сюзанна повернулась к стрелку.

— Залия Джеффордс рассказала мне кое-что интересное, Роланд.

Он вопросительно изогнул бровь.

— С ними живет дед ее мужа. Считается самым старым жителем Калья Брин Стерджис. Тиан и старик многие годы не очень-то ладят, Залия уже и не помнит, из-за чего они поцапались, так давно это было, но у нее с ним хорошие отношения. Она говорит, что в последние пару лет дед все чаще впадает в старческий маразм, но у него случаются светлые дни. И он заявляет, что видел одного из этих Волков. Мертвым, — она помолчала. — Заявляет, что убил его сам.

— Клянусь своей душой! — воскликнул Каллагэн. — Не можешь ты такого говорить!

— Как видишь, говорю. Вернее, говорит Залия.

— Эту историю стоит послушать, — кивнул Роланд. — Это случилось в последний приход Волков?

— Нет, — покачала головой Сюзанна. — И не в предпоследний, когда Оуверхолсер был еще ребенком. В предыдущий раз.

— То есть семьдесят лет тому назад, если они приходят каждые двадцать три года? — уточнил Эдди.

Сюзанна кивнула.

— Но он уже тогда был взрослым. Он рассказал Залии, что пять или шесть человек затаились на Западной дороге, дожидаясь появления Волков. Среди них был и дед Тиана. И они убили одного Волка.

— И кем же он оказался? — спросил Эдди. — Как выглядел без маски?

— Она не сказала, — Сюзанна. — Не думаю, что он ей это рассказал. Но мы должны…

Ее прервал громкий храп. Эдди и Сюзанна в удивлении повернулись. Стрелок заснул. Подбородок упал на грудь. Руки он скрестил, словно заснул, думая о танце. И о рисе.

В доме была лишь одна свободная спальня, так что Роланда уложили с Каллагэном. А вот Эдди и Сюзанне повезло: впервые они могли провести ночь вдвоем, в постели и под крышей. И они не слишком устали, чтобы не воспользоваться такой возможностью. Потом Сюзанна сразу же отключилась, а Эдди какое-то время лежал без сна. Осторожно послал мысленный сигнал в направлении церкви Каллагэна, надеясь прикоснуться к хранящемуся в ней магическому кристаллу. Понимал, что идея эта не из лучших, но ничего не мог с собой поделать. Ничего не почувствовал. Точнее, не почувствовал ничего перед чем-то. «Я могу его разбудить, — подумал Эдди. — Действительно, могу».

Да, а человек, у которого болит зуб, может выбить его молотком, но почему ты должен следовать его примеру?

«Нам все равно придется его разбудить. Я думаю, без него не справимся».

Возможно, но для этого будет другой день. А этому надо дать спокойно закончиться.

Но какое-то время Эдди никак не мог расстаться с этим днем. Отрывочные образы мелькали в голове, вспыхивали, как осколки зеркала под ярким солнцем. Калья, лежащая под затянутым облаками небом, серая лента Девар-Тете Уайе. Зеленые рисовые поля на берегу. Джейк и Бенни Слайтман, переглядывающиеся и вдруг начинающие смеяться. Полоса зеленой травы, проход от главной улицы до Павильона. Меняющие цвет факелы. Ыш, кланяющийся и говорящий («Эльд! Спасибо!»). Роланд, задающий вопросы, два из трех. Удары его каблуков о деревянные доски, сначала медленные, потом ускоряющиеся, ноги, двигающиеся с невероятной скоростью. Роланд, хлопающий, потеющий, улыбающийся. Однако, глаза его не улыбались, эти синие глаза оставались такими же холодными, как и всегда.

Но как он танцевал! Великий Боже, как же он танцевал при свете факелов!

«Кам-кам-каммала, рис, рис я сажала!» — подумал Эдди.

Рядом с ним застонала Сюзанна: что-то ей снилось.

Эдди повернулся к ней, просунул руку под ее рукой, чтобы охватить ладонью грудь. Успел подумать о Джейке. Эти ранчеры, пусть только попробуют не принять его, как должно. Если не примут, им придется горько об этом пожалеть.

Эдди заснул. Ему ничего не снилось. А тем временем ночь двигалась навстречу дню, луна села, а пограничный мир медленно поворачивался, как стрелки останавливающихся часов.

Глава 2. Сухой скрут

Роланд проснулся где-то за час до рассвета от очередного жуткого сна. Рог. Что-то насчет рога Артура Эльдского. Рядом с ним, на большой кровати, спал Старик. Хмурое лицо говорило о том, что и ему снится что-то малоприятное. Кожу лба перекосило, «сломав» перекладину шрама-креста.

Разбудила Роланда боль, а не сон о роге, который выскользнул из руки Катберта, когда его давнишний друг упал. Боль начиналась у бедер и уходила вниз, до самых лодыжек. Боль эту он представлял себе в виде ярких огненных колец. Так он расплачивался за вчерашний танец. Если б только этим все и закончилось, он мог бы считать, что легко отделался, но Роланд знал, что это лишь начало и каммала дорого ему обойдется. И понимал, что это не ревматизм, который доставал его последние несколько недель: так тело всегда реагировало на сырую погоду приближающейся осени. Он видел, что его лодыжки, особенно, правая, начали распухать. То же происходило и с коленями. Бедра пока выглядели, как прежде, но, положив на них руки, он чувствовал изменения, происходящие под кожей. Нет, это не ревматизм, который донимал Корта в последний год, заставлял коротать дождливые дни у горящего очага. Это артрит, более того, худшая его форма, сухой скрут, и Роланд знал, что с ног он скоро перекинется на руки. Стрелок с радостью отдал бы болезни правую руку, если б она этим удовлетворилась. Он многому научил правую руку после того, как омароподобные твари отгрызли два пальца, но она уже не могла стать прежней. Да только с болезнями такое не проходило. Жертвы их не задабривали. Артрит, если уж начинался, пожирал все суставы.

«У меня, возможно, остался год, — думал он, лежа рядом со спящим священником из мира Эдди, Сюзанны и Джейка. — А может, даже два».

— Нет, не два. Возможно, не было и одного. Как там говорил Эдди? «Перестань дурить себе голову». Эдди знал много поговорок своего мира, но она была особенно хороша. Особенно уместна.

Нет, он все равно будет идти к Башне, даже если Старина Артрит лишит его способности стрелять, седлать лошадь, отрезать полоску шкуры, нарубить дрова для костра. Он будет идти до конца. Но как то не нравилась ему такая вот картина: он тащится позади, в полной зависимости от остальных, возможно, привязанный к седлу вожжами, потому что руки не могут ухватиться за луку седла. Якорь, тормозящий всех. И им не удастся развернуть парус, если вдруг потребуется резко увеличить скорость.

«Если до этого дойдет, я покончу с собой».

Но он знал, что не покончит. Потому что не мог на такое пойти. «Перестань дурить себе голову».

Эта мысль перекинула мостик к Эдди. С ним нужно поговорить о Сюзанне, и немедленно. С этим он проснулся и, возможно, ради этого можно потерпеть боль. Неприятный, конечно, разговор, но его не избежать. Эдди пора узнать о существовании Миа. Теперь, когда они в городе, в доме, уйти ей будет гораздо сложнее, но она все равно будет уходить. С потребностями ребенка и собственными желания она могла бороться с тем же успехом, как Роланд — с болью, которая окольцевала правые бедро и колено и обе лодыжки, но еще не добралась до рук. Если Эдди не предупредить, может случиться ужасное. А как раз сейчас им не нужны новые проблемы. Их появление могло привести к катастрофе.